Рассказ "Дно"

— Сегодня будет интересный вечер. Последний шарик остался… Надеюсь, хоть кого-то встречу до заката, — прокряхтела старуха себе под нос. Она уселась на асфальт, провожая убывающее солнце. Лучи играли в кустистых бровях, отбрасывая причудливые тени на дно глубоко посаженных глаз. Одежда на женщине была странной: салатовый спальный комбинезон и носки, обросшие засохшей грязью. Вещи, как и спутанные белесые волосы, были в пыли. — Бабуля! — окликнул старуху худой, бледный мальчишка лет пятнадцати. Его тощие конечности делали фигуру похожей на огородное пугало. — Я в игре! — хихикнул он и начал дурашливо ходить взад-вперед на выпрямленных ногах. Она резко подскочила. Взлетевшее облако пыли не успело осесть, как старуха оказалась рядом с мальчиком и подхватила его на руки. — Неизвестно, стоит ли оно той радости. Как зовут? Вспомы есть? — Филли… — паренек вопросительно глянул на нее. — У тебя должен быть мешок. Тот энергично мотнул головой и сунул руку в карман шорт из обрезанных джинсов. На раскрытой ладони лежал серый хлопчатый мешочек с заклепкой. — Это они? — Да, — слегка дёрнув уголками губ, ответила женщина. — Плакал сегодня, засранец? Улыбка вмиг слетела с его лица. Он уставился на старуху, в глазах читалось напряжение. Она что, каким-то образом следила за ним? Женщина расхохоталась, ее тело затряслось вместе с пареньком на руках. Выдохнув, она поставила Филли на землю. — Вспомнила свой первый раз — я знатно ревела! Мама сказала, что отдает меня соседям, — старуха смотрела безумным взглядом на парнишку и жевала губы. — Она визжала, что я не ценю ее, брызгала слюной. А после вытолкала меня за дверь! — Глаза бабки вновь обрели осмысленность. — Но его я уже проиграла, не волнуйся. А у тебя какой, расскажешь? — Не хочу, — сунув руки в карманы и угрюмо смотря, ответил Филли. — Я знаю, что это секрет. — Так ты уже знаешь! А чего же делаешь вид, что не в курсе о вспомах? Что-то задумал, малец? — Ничего я не задумал, — щеки мальчугана дрогнули, — я просто не знал, что они так называются. Но как вы догадались, что я плакал? — Достань то, что в мешке. Филли раскрыл свой мешочек и, засунув внутрь пальцы, выудил пару шариков. Один, молочный, соскользнул обратно, но другой остался в руке. Тот обжигал холодом пальцы, был стеклянно-прозрачным, изрядно потемневшим. Внутри вяло переливались сгустки, заполненные чем-то вроде нефтяных хлопьев. Легкие волны вздыбились на лбу Филли. Взгляд мальчишки потерянно забегал, губы искривились в гримасе. Он быстро вынул руку из мешка и ошалело посмотрел на старуху. Та сострадательно улыбнулась. — Это игровой вспом, — промурлыкала она. — Мерзкий, отвратительный. С него всё начинается. — А белый? Это добрый вспом, да? — Сейчас не время для него, — отмахнулась женщина, — солнце почти село. Лучше уж один из нас проиграет, чем мы оба отправимся в Зону. Лицо старухи побледнело. Щеки, и без того натянутые на скулы, впали внутрь. Она посмотрела на мальчишку полными грусти и обреченности глазами. От гнетущего молчания Филли попятился. Дрожащим голосом он сказал: — Но ведь, даже если проиграть… я вернусь назад, в жизнь! — Если тебя выбрала игра, то твоя жизнь тут, — покачала головой старуха. — Там ты появляешься лишь затем, чтобы родить новые вспомы. — В чём же смысл? Как здесь победить? Женщина рассмеялась так, что аж ухватилась за живот. — Победить? Я думаю, только если умереть. А так… чем меньше ты бывал в Зоне, тем больше ты победил. — А я вообще не хочу играть! — Филли бросил мешок на пол. — На кой мне вспомы? Собеседница выудила шарик из своего мешочка и закатала им между пальцев. — Если ты не будешь играть, они сыграют тобой. Да, будешь держать шары — они испортятся, разорвутся у тебя в мешке! Сперва высосут из тебя всё… и кинут в Зону! А после всё по-новой. — Я их просто возьму и выкину! Или сожгу! Старуха подошла к люку, зиявшему в земле рядом, жестом приглашая мальчишку осуществить задуманное. Тот, недолго думая, пнул мешок вниз и вызывающе уставился на женщину. Та лишь грустно ухмыльнулась и кивнула головой на карман мальчика. Оттуда торчал тот же мешок. Мальчуган ошалело поднял его перед собой. — Давай сыграем. — А я… могу выиграть? — Можешь, конечно. Как и я, — бабка кивнула головой в сторону садящегося солнца, — наши шарики просрочатся на закате. Сыграем — и это освежит вспом победителя еще на несколько дней. А нет… обоих заберет кошмар. Подросток достал шар и положил на ладонь. Желудок закрутился, выдыхаемый воздух застрял на полпути. Он держался изо всех сил, но по щекам побежали скупые ручейки. — Ладно, Филли, время играть! — Старуха сжала свой шар и наотмашь ударила по вспому мальчугана. Тысяча ярких точек рассыпались перед глазами Филли. Его обволокло упругое нечто — и сразу же выбросило наружу. «Где я?» — промелькнул немой вопрос. Но тот, кто задал вопрос, растворился, оставшись едва заметным наблюдателем. Филли глядел сквозь чужие глаза, вдыхал другими лёгкими. Последние отголоски его сознания улетучились со взглядом на пальцы своих рук — тонких, изящных, с короткими, подбитыми ногтями. За столом сидела женщина лет двадцати пяти. Подтекшая тушь делала ее лицо особенно мрачным. Перед ней сидел мужчина. В его глазах леденела осуждающая неприязнь, он намеренно смотрел слегка вскользь. — Я же знаю, что между вами есть какая-то связь. Он тянется к тебе, а ты к нему, я же чувствую! — Нет, Ронни. — Что «Нет, Ронни»? — имитируя ее голос, произнес он. — Он же твой друг… — И что?! А ты — моя женщина! Ты должна видеть, когда мне плохо! Ты должна просто подойти и спросить, что не так! Ты же любишь меня?! — Да, люблю. Но в такие моменты от тебя веет холодом. Я просто не хочу подходить. — Ты посмотри! — Он зыркнул на нее. — Ты боишься моей холодности! А почему же ты ее создаешь? — Я не… не создаю ее. Ты бы мог мне говорить, если что-то не так?! — Да ведь это очевидно! И у меня есть достоинство! Ты должна мне помогать с этим справиться, разве это так сложно?! А ты вместо того, чтобы обратить внимание на меня, что-то рассказываешь этому козлу, — его пальцы впились в ладони, — еще друг называется. Наверное, хватит с меня этой дружбы.

Ей стало невыносимо тоскливо. Человек, которого она любит, вызывал до ужаса противоречивые чувства.Его слова резали ее на кусочки. Зачем он говорит ей такие вещи? Почему он не хочет признать то, что у нее тоже есть чувства, желания? Слезы навернулись, сбив с век пару комков туши. Ей хотелось убежать, хотелось сказать — нет, я больше не хочу. Она знала, что это лишь минутное отчаяние. Все тело дрожало от напряжения, дыхание участилось, сердце вот-вот выскочило бы через глотку. Регулярно она проживала эту «порку», но каждый раз был словно впервые. Окружение начало обесцвечиваться, терять трехмерность. Она ощутила, что что-то тянет ее вверх, закручивает, словно штопором, в потолок. Брызги точек в глазах и… и эта сцена осталась воспоминанием в голове Филли. На душе было скользко и гадко. Перед ним стояла побледневшая старушка. — Хех, милый, да твоя сестрица — еще та штучка. Плевать тебе в кашу и ухахатываться, что папаша дает тебе затрещин за «выдумки»? Неплохо, — она кивнула на ладони. Шарик на руке Филли лопнул. — Но, похоже, мой кавалер впечатлил тебя больше. — Я что, проиграл? Женщина грустно улыбнулась. Её глаза выражали странную смесь облегчения и сожаления. — Но я не хочу в Зону! — Понимаю, дружок. Но у тебя больше нет гадких вспомов. А когда их нет к концу дня… — она пожала плечами. — А что дают другие вспомы, не гадкие? — дрожащим голосом спросил он. Видно, что он отчаянно искал способ отвлечься. Солнце уже почти спряталось. — Приятные моменты, теплые воспоминания… — женщина с тяжестью вздохнула. — Но их можно использовать лишь раз. Солнце закатилось за горизонт. Паренька начало знобить. Старуха положила руку ему на лоб. — Будет очень плохо? — проскулил Филли. Та посмотрела на него, поглаживая лоб. — Не знаю, — ушла она от ответа. — Знаю лишь, что и это пройдет. Филли уже не разбирал слова собеседницы, что слились в один шуршащий поток. Он проваливался в тревожный сон. Тело на ее коленях размывалось, исчезало, словно испаряясь. С каждой секундой Филли превращался в пепел, который ветер тихо поднимал и уносил прочь.

— До встречи, Филли, — пробормотала женщина. Мальчика уже не было с ней, лишь немного пыли осталось в складках комбинезона. Она встала и отряхнулась. — Надеюсь, тебя недолго продержат там. Серебряное облако рывками уносилось за горизонт. А там, где-то далеко, ураган поглощал пепел побежденных, крутился в яростном танце среди бесконечной, черной глади выжженного поля. Собрав Филли в поток с другими проигравшими, Зона пустила сок. Кошмары накинулись на них. Без разбора, без цели — они впивались в беззащитные сознания проигравших и выжимали из них жизнь, волю к сопротивлению. Град из предательств, унижений, ненависти, обид обрушился на мальчика. Сперва мутное, отвратильное личное прошлое гадким щупальцем втянуло его назад. Он снова получил двойку и теперь стоял на коленях в отсыревшем углу подвала. Гремящая стиральная машина скрежетала так, что он обмочил штаны. Он заплакал: за это его заставят стоять тут всю ночь. А после Филли стал другим человеком. Он не мог поверить, что люди могут делать такое друг с другом. Он, рыдая, собирал обломки своих зубов из кровавой лужи, как вдруг его перебросило дальше. Пришлось признать, что бывает и хуже. От эпизода к эпизоду, от картины к картине. Он переливался между людьми, из тела в тело, из ума в ум — и страдал, и кричал, выл от боли. И тут… безбрежное ничто вмиг заполнило пространство. Он снова почувствовал себя в теле. Приподнявшись, мальчик нащупал в оттопыренном кармане мешочек. Тот был пуст. Темными отголосками страшные недавние события рвались изнутри. Лишь какой-то внутренний предохранитель, неосязаемый, но сильный, держал эту навалу, размывал, заставлял забыть. Он достал мешок и хотел было раскрыть его, но чья-то рука осторожно обхватила его запястье, останавливая движение. Над ним склонился мужчина — на вид он был не совсем молод, но и не стар. Длинные светлые волосы нависали над ним, закрывая глаза. — Не успел, — сказал он, глядя на взявшуюся за мешочек руку. — Ну и ладно, ты бы всё равно взял мешок. Во взгляде мальчика читалось недоверие и замешательство. Мужчина отпустил его руку и сел рядом, на землю. — Небось, недавно попал в игру? Уже появились шары? Мальчишка хотел было сказать «нет», но вдруг заметил, что мешок потяжелел — внутри ощущалась пара шариков. — Да… я сыграл лишь раз. — Значит, проиграл. И уже побывал там, в урагане. Парень кивнул, его плечи опустились, глаза бесцельно уставились вдаль. Мужчина хлопнул его по плечу: — Уже позади, выдохни. Что-то помнишь из того? Филли нахмурил лоб. Помнил он только то, что отчаянно желал забыть увиденное. Сейчас у него получалось. — Нет, практически ничего. Только чувство внутри такое, будто… будто я немного сгнил. — Хмм, как точно… а как возвращался в жизнь, помнишь? — Нет. А разве я вернулся? — Все возвращаются, — он кивнул на мешок. — Пока ты был там, то активно искал этих дружков. Будет хорошо, если появился белый. Подросток запустил пальцы внутрь и выудил один из шариков. Тот был теплый, молочного цвета и мягко пульсировал. — О да, это он. Ну что ж, попробуй, — мужчина выставил ладонь и стукнул другой сверху, имитируя удар по вспому. — А что произойдет? — Многие называют это счастьем. Паренек положил шар на руку. Приятная вибрация пробегала по ладони, сфера грела руку. Он замахнулся и хлопнул в ладоши, накрывая шар. Глухой треск полоснул его по уху, и тут перед глазами расстелился больничный коридор. В нем никого нет, он один сидит на лавочке, нервно теребя в руках уже разболтанную игрушку-робота. Там, за дверью, мама и папа. И сестричка, которая только-только появляется на свет. Еще полчаса назад они сидели здесь вместе с отцом, но медсестра, выскочившая из кабинета, рубленым тоном сказала: — Господин Чэнь, необходимо ваше присутствие. Тревога наполнила воздух. — Маме нужна помощь, Филли. Будь молодцом! — Мужчина погладил сына по макушке, — я скоро вернусь. Отец встал и вошел вслед за медсестрой. Доводчик плавно закрывал дверь, ухо Филли уловило обрывок фразы: «Начались осложнения…». Стук захлопнувшейся двери оборвал дальнейшую фразу. Ожидание растянулось в бесконечность. Филли не знал, сколько он так просидел. Он был натянутой леской, что едва не лопалась от напряжения. Может ли он как-то помочь? Может, зайти? Но не сделает ли он хуже? Как там его мама? А сестричка? Тут дверь открылась, прервав болезненное беспокойство. Отец, улыбаясь, смотрел на него: — Пойдем! — Все хорошо? Из-за двери послышался младенческое хныканье. Филли вскочил и посмотрел на отца, руки сложились на груди, стиснув до хруста игрушку. — Дори? — Да, твоя сестричка уже ждет, — он протянул руку сыну. — Как же вы похожи! Они входят внутрь, Филли подбегает к маме и обнимает ее, вжавшись лицом в плечо. Она целует его в макушку, на волосах мальчика остается несколько блестящих капель слез. На ее груди лежит она — Дори. Они встречаются взглядом и сестричка мгновенно успокаивается. Он смотрит на него так, словно они с Филли уже давно знакомы. — Агу? — спрашивает девочка и расплывается в искристой улыбке. — А вы, похоже, уже подружились, — весело произнёс отец и прижал Филли к себе. Папа вроде бы и шутит, но он чувствует, что это правда. Его лучший друг, ангел во плоти, лежал перед ним. Она протянула маленькую ладошку, Филли аккуратно взял ее. По телу прокатилась волна согревающего тепла и безмерного покоя. Такого Филли не чувствовал никогда, до этого момента. Он закрыл глаза, позволяя ощущению поглотить себя целиком. А когда открыл… перед ним вновь оказался парень, с которым он познакомился несколько часов назад. Щеки были влажными, а к губам приклеилась слегка глуповатая улыбка. — Остаться бы там навсегда… — его голос был отрешенным и, в то же время, умиротворенным. Брови мужчины сжались, подбородок съежился. Он посмотрел с сочувствием на блаженное лицо мальчика. Вдалеке послышался крик. Он был полон бессильной злобы, сожаления и ярости. Откуда-то еще послышался другой, плавно перетекший в хохот. Только в этом смехе не было никакого веселья. От него отдавало скорее каким-то оттенком безумия. — Одного без другого не будет… — Ну и что? Плевать, — он раздраженно глянул на собеседника. — Ради этого, — он снова сладко улыбнулся и покачал в руке ладонью, на которой трепыхнулись остатки шара, — стоит жить. Стоит играть! Разве это плохо?! Мужчина лишь пожал плечами. От него исходила какая-то едва уловимая грусть, но никакого сопротивления, которое от него ожидал Филли. Взгляд мальчика скользнул на бедро мужчины — он заметил, что мешок был пуст. Он уловил его взгляд. — Вспомы вступают в игру, если игрок их тронул. Или продержал их дольше дня. — Но он возращается, если его выкинуть! Собеседник ухмыльнулся и подобрал с земли палочку. Та поддела мешок — внизу зияла дыра. — А ты не выкидывай. Просто подрихтуй. — Вот это да! Так я просто выкину черные! — прикрикнул Филли. — Тронешь один — активируешь все. Всё или ничего. — Но ведь… — мальчик оглянулся вокруг — одни дороги да редкие постройки бесконечным частоколом выстроились вокруг. Вдалеке виднелись леса, за ними вновь города. И так, пока хватало глаз. Такая скука… — Что еще здесь делать, кроме как играть? Рядом с ними прошел человек. На лице его застыл неописуемый восторг, он увлеченно мурлыкал себе что-то под нос. Длинноволосый помахал ему, тот бросил полный радости взгляд на сидевших в пыли собеседников, отсалютовал в ответ и засеменил дальше. — Снова победил. Уже какой месяц он держится вне Зоны, — глядя тому вслед, сказал мужчина. — То есть, такое возможно, — мальчуган от возбуждения заерзал на месте, — именно об этом я говорю. — А когда не приходят добрые вспомы, — продолжил собеседник, — по округе слышно как он сумасшедше ревёт. — Он тряхнул головой, словно скинув налипшую паутину, волосы слетели с лица. Мальчик посмотрел вслед человеку, который уже превратился в небольшую точку. Тот вприпрыжку удалялся по дороге дальше. — Разве не в этом заключается жизнь? Не в этом ли смысл? Беловолосый собирался было что-то сказать, как лицо его посерьезнело, а глаза напряженно устремились в небо. Мальчик проследил за направлением и увидел, что едва заметное серебряное облачко опадало в нескольких километрах от них. — Вижу, ураган вернул еще кого-то, — он протянул ладонь подростку на прощанье. — Мне пора. — Зачем ты это делаешь? Мужчина стоял над Филли, отряхиваясь от песка. — Если мы говорим о смыслах, то мой — в том, рассказать об этом. Тебе, — он кивнул в сторону, куда собирался пепел, — ему, всем вокруг. Он заходил взад-вперед, — быть счастливым, после быть несчастным, — мужчина вращал указательным пальцем в воздухе, — и так по кругу! — Его палец замер на месте, — а как насчет того, чтобы просто… быть? На лице мальчугана проступила борьба. Отказаться от вспомов? Разве это жизнь? Скорее, существование. Для Филли это казалось предательством самого себя. Да, здесь игра. Но ведь он живой, он помнит и чувствует! И пусть не всё гладко, но разве без этого жизнь не была бы безумно скучна? — Когда я к этому пришел, — он пронзительно глядел на Филли, — понял, что такое настоящая свобода. Почему бы не рассказать об этом всем? Беловолосый направился прочь. Филли глянул на место, где недавно сидел мужчина — два молочных и один черный шарик лежали на том месте, где еще видны были очертания бедер. Он взял их в руки. В памяти всплыла сестренка — ее взгляд, ее ладошка. Внутри растеклось нежное, обволакивающее тепло. В то же время неудобное, чужеродное ощущение поселилось в нем. Своим тихим голосом оно понемногу подтачивало незыблемые убеждения. Он пытался заглушить его, но голос упорно не желал молчать. «Отвергнуть себя?— иронически шептал он. — А это точно ты или какая-то очередная история, в которую так удобно верить?» Мужчина остановился поодаль. Он заметил, что паренек нашел вспомы, и крикнул тому: — Раз подобрал, то играй. Так или иначе, тебе опять придется побывать в Зоне. — Но почему? они же твои — не мои? — Важно не то, из чьей они головы, а в чьих руках они проснулись. В груди у мальчика сжалось: перед глазами встала Зона. То, что пережил, обжигающей лавой текло сквозь него. Окружавший его кокон приятных воспоминаний треснул, зашипел как влажные ветки в огне. — Я не хочу попадать туда! — закричал Филли. Он вызывающе смотрел на беловолосого, словно по его указанию он будет отправлен назад. Но тот не сменил своего дружелюбного взгляда, а лишь развел руками и лучезарно улыбнулся: — Прорежь дно!