Рассказ "Бартер"
Published on Sep 23, 2025
Мужчина средних лет с идеально уложенными волосами, в безукоризненном костюме и с переполненным гордостью взглядом стоял перед небольшой аудиторией. — Мы имеем всё больший вес на рынке, — подытожил он выступление. Замени его на любого другого из сотни безликих конференций — не заметишь разницы. — Индивидуальный, ориентированный на максимальный результат подход качественно отличает нас от конкурентов. И это всё благодаря таким профессионалам, как вы. Аудитория одобрительно зааплодировала, всё шло согласно отточенному ритуалу. Может быть, кто-то и видел во всём этом глубокий смысл… невозможно, чтобы такие крысиные бега держались на одной инерции. Топ-менеджер закончил презентацию и, откланявшись, отошёл в сторонку к группе сотрудников, ждавших его с вопросами. Мужчина сорока лет едва заметно выдохнул, встал со скрипнувшего стула и подошёл к окну. «Рынок, клиенты, конкуренты», — в висках неприятно давило. Он потёр лоб, разматывая слипшиеся от пота волосы. Его взгляд перескочил за окно — с такой высоты город выглядел будто игрушечный. В серых, выцветших глазах словно кто-то похозяйничал и украл жизненный блеск. Шальная мысль прыгнуть вниз, к маленьким машинкам, пришла в голову из ниоткуда, он вяло отмахнулся от неё. Престижная работа, хороший коллектив, дома ждут жена и пара детишек, а он сам уже с год как не попадал к врачу, даже не простуживался. Чего ещё можно желать? «Вылезти из этой золотой траншеи», — угрюмо пробурчал он под нос. — Том, ты чего застыл? Пойдём, зальём в тебя немного кофе, — из апатической задумчивости его вытащил весёлый голос Лили, его коллеги. — Ты как на похоронах, честное слово. — Спасибо за комплимент. На кого больше смахиваю — на заурядного участника или виновника торжества? — Ох, — женщина закатила глаза, каштановое каре раздражённо качнулось, — давай завязывай. Он был бы и рад, но не знал как. Говорят, «не в своей тарелке»? Том ощущал себя не в своей кухне. Ночью, когда жена посапывала рядом и шум от резвых детишек утихал, он лежал с закрытыми глазами, не в силах уснуть. Он крутил в голове альтернативные версии того, кем бы он был: то он плывёт на огромном лайнере в полугодовом путешествии, предоставленный лишь себе и куче непрочитанных книг; то разносит почту и желает хорошего дня людям, которых забудет через пару часов. Старая жизнь упакована в непрозрачный мешок и сложена на кучу секонд-хенда. Но после беспокойного сна, утром, он лезет назад и достаёт из пакета привычную, но уже такую тесную робу себя. Женщина ухватила его за лацкан, увлекая прочь из конференц-зала. Жёсткий воздух системы кондиционирования сменил собой лёгкий ветерок из приоткрытого окна кухни. Кофемашина тихонько погрюкивала, занятая работой. Аромат свежемолотых зёрен приятно прокрался в ноздри, откидывая назад гнетущие мысли. Лили достала чашки с дымящимся напитком и протянула одну из них Тому. — Ты как вообще? Выглядишь хуже, чем обычно. Том отвернулся и задрал подбородок, посверливая глазами потолок. Лили, опустив голову, положила ладонь ему на плечо. Минорный, дружеский жест помог почувствовать себя лучше. — Да ладно, не всё так плохо, — едва улыбнувшись, произнёс Том. — Всё вообще… не плохо. — Слушай, не моё, конечно, дело. Но не могу смотреть на твои мучения, — она легко двинула Тома локтём, — не хочешь поделиться? — Да нечем делиться. Зажрался я, вот и всё. Хочу просто, знаешь… испариться! Он впервые поделился своим ощущением с кем-то, кроме жены. В тот вечер та презрительно фыркнула и сказала, что нужно быть благодарным за то, что у него есть. По логике вещей, она права. По сути, это был скотч, грубо затянутый вокруг его рта. Сверху кто-то маркером нарисовал лучезарную улыбку. Лили серьёзно смотрела ему в глаза, не мигая. — Знаю. Только не «зажрался» ты, а заблудился. Или направление уже не то. Поверь мне, я понимаю тебя как никто другой. Том вопросительно взглянул на подругу. — Когда-то и я была на твоём месте, — она осмотрелась по сторонам, — пока мне не помогли. Вроде бы всё как надо… но однажды ты просыпаешься и понимаешь, что эта жизнь ни плохая, ни хорошая — просто не твоя. Клерк невольно хохотнул. Должно быть, она просто старается его поддержать: видимо, он выглядел из ряда вон упадническим. Однако лицо Лили никак не отреагировало на попытку смягчить напряжение. Она снова дёрнула его за рукав. — Я серьёзно, драть тебя в залысины! И если ты тоже — могу помочь. А если нет… забудь об этом разговоре. Лили не шутила, это стало ясно. Том повернулся к ней, мышцы лица расслабились, межбровные складки исчезли. Сам от себя не ожидая, он едва слышно прошептал: — Помоги мне. Она поставила чашку и кивнула головой в сторону лифтов. — Но ведь… сейчас ведь будет семинар? — возразил было он. — Стокгольмский синдром — это про тебя, — бросила она, и стук её каблуков стал удаляться. Том ощутил внутреннее сопротивление — у него ведь есть обязанности. Перед глазами замаячили отчёты, над которыми он засиживался три последние ночи. Однако что-то подсказывало, что сейчас он должен делать лишь одно — следовать за Лили. Отбросив колебания, он рванул к лифту и выставил ногу между съезжающимися дверьми. Те отступили, и он вошёл внутрь. Глянув на подругу, Том ожидал увидеть раздражение или недовольство. В её глазах прослеживалось лишь понимание. Кабина потащилась вниз. — Куда мы направляемся? — К Иштарии. Она сможет помочь. Лифт выпустил пару на подземную парковку. Запах потёкшего бензина вперемешку с сыростью зарубил едва уловимый, тонкий аромат духов Лили. Иштария? Это та, что помогла Лили? Том не спрашивал, просто молча шёл рядом, хоть вопросы и крутились в голове. Двухполосные стенки и низкий, измазанный потолок слегка давили, вызывая чувство клаустрофобии. Около Тома, в левом ряду, мигнули фары. — Прокатимся? — женский голос нарушил молчание. Том хлопнул дверью, и Лили повернула ключ — мотор приятно заурчал, делясь едва уловимой вибрацией с салоном. Пятнистый от непрекращающихся дождей седан и кашлянул выхлопом. Небо, полное грузных облаков, разгоняло зевак в дома и под навесы. — Кто такая Иштария? — глядя на текущие по ветровому стеклу капли, спросил Том. — Она поможет тебе освободиться. — От чего? Я, вроде как, сам себе хозяин. — Так и есть. Она поможет освободиться… от себя, — Лили хмыкнула. Руль пошёл вправо, и машина сошла с основной дороги в неприглядные дворовые пролёты. — Скорее от того, что ты называешь собой. Мокро-серые панельные дома мелькали разнобойными рядами, прерываясь островками мусорных баков. Машина остановилась у одной из невзрачных построек. Только капли барабанили по безлюдным улицам. Том вышел из авто, закрыл дверцу и поднял лицо к небу. Воздух, перетрушенный дождём, был освежающим и плотным. Он вдохнул до упора — настолько тот был хорош. «В таком районе я бы ожидал найти лишь несколько граммов второсортного кокса», — проскочила плутовская мысль. Не балуется ли Лили часом? Уловив его взгляд, она указала на дом, и они двинулись по грязноватой дорожке ко входу. Если Лили имеет в виду такое освобождение… не его вариант. Но что-то всё равно тянуло его за ней. Необъяснимая уверенность обосновалась в Томе ещё до того, как открылись двери офисного лифта. Наконец, они оказались на верхнем этаже. В отличие от других пролётов, на этом уровне была лишь одна дверь. Необычайно широкая, отделанная не вписывающимся в общий обшарпанный тон красным деревом. Затейливые узоры искусной резьбы покрывали дверь сверху донизу. Восьмилучевая звезда раскинулась в центре, рассыпая вокруг цветы, вьющиеся по жезлам и утопающие в россыпи резных джунглей. Лили толкнула дверь, та мягко поддалась. Том задержался на пороге: он коснулся звезды — рубленая, гладкая поверхность была тёплой, несмотря на студёный воздух. Кончики пальцев запульсировали, передавая ритм всему телу. Он почувствовал осторожное касание, обхватившее его висящую ладонь — с этой стороны прокатилась такая же пульсация, и обе волны, встретившись где-то посередине, расплескались будоражащими брызгами внутри Тома. Он почувствовал, как слёзы подкрались к уголкам глаз. Сомнения, да и вообще любые мысли, словно кто-то вынул из головы. Звенящая тишина и непривычное состояние течения с миром на миг заставили подумать, что он спит. — Здравствуй. Похоже, ты давно ищешь, — донеслось до него снизу. Он смахнул капельки с век и повернулся к женщине, что держала его за руку. Низенькая старушка с глубокими морщинами, с седыми, длинными косами, что дикими вьюнами, ползли вокруг тела, с детской непринуждённостью разглядывала его лицо. В волосах переливались каменные заколки и украшения из янтаря и изумрудов. — Наверное… Вы — Иштария? — В том числе, — потянув его за руку, увлекая вглубь комнаты, нараспев сказала старушка. Том принюхался — солёный морской бриз островатой сухостью прошёлся по носовым пазухам. Нет, так не пахнет ни один освежитель воздуха. Ошалелыми глазами он посмотрел на старушку. Словно выскочив из ниоткуда, появилась Лили и приобняла Тома за плечи. На какое-то время он напрочь забыл, как и благодаря кому он здесь оказался. Уловив его растерянность, Лили усмехнулась, блеснув жемчугом зубов. — Только не секонд-хенд, а, скорее, бартер, — произнесла Иштария. Он изумлённо уставился на неё. Старушка уже отпустила его руку и медленно двигалась к диванчику у широкого окна. Рядом с ней шла Лили — они о чём-то тихо разговаривали. У Тома возникло ощущение, что они давние друзья: Лили заливисто засмеялась, в то время как Иштария замахала руками над головой, что-то активно изображая. Иштария подошла к дивану и села в изголовье, а после жестом пригласила Тома к себе. Лили села на кресло, стоявшее подле диванчика. Стена за ними была затянута густой растительностью. Лианы крались по стенам и, обвивая карнизы, стекали вдоль занавесок вниз, где змеились по полу. Том украдкой глянул на подругу, обернувшуюся к нему. Уловив его нерешительный взгляд, Лили тепло улыбнулась и слегка кивнула. — Уже близко. Том в нерешительности застыл. Что-то подсказывало, что назад оно больше никогда не вернётся. Он подумал про жену, про своих любимых деток. Щёки дрогнули, взгляд стал словно у загнанного зверя. Что с ними произойдёт, если он вдруг… пропадёт? Он чувствовал это. И, пусть звучало это нереалистично — весь сегодняшний день был не про реальность. По крайней мере не про ту, в которой Том привык находиться. Он представил серые, осунувшиеся лица сыновей, жену с выплаканными, полными боли глазами. Никто такого не заслуживает, а тем более — они. И всё же ноги понесли его к диванчику. Что бы ни произошло, но он хотел, страстно хотел вырваться! Не хотел причинять боль близким, но… больше не мог вернуться. Иштария внимательно изучала его. — Не волнуйся, Том. Они будут в порядке. Ты — не ось, а спица. — Я… исчезну? Иштария не ответила на вопрос. Только едва заметная улыбка проскользнула на её лице. Она похлопала рядом с собой, приглашая Тома. Он подошёл и улёгся на диван. Старушка положила его голову к себе на колени. — Как может исчезнуть то, чего на самом деле не существует? Она приложила указательный палец между его глаз. Сперва кожу запекло, горячие волны растеклись от места касания, обволакивая глаза и катясь вниз, по телу. Том обернулся на Лили — но её уже не было. Комната пропала полностью, вокруг было бесконечное, белоснежное плато. Он дёрнулся, поднял глаза на Иштарию — над ним никого не было, кроме висящего в воздухе пальца. Тот взмыл, указал в сторону позади него, а после рассыпался в воздухе. Том оглянулся: там неспокойным морем кучковалась толпа людей перед небольшой трибуной, вытесанной из тёмного дерева. Он встал с дивана и направился к группе. Стерильное, ничем не занятое пространство вселяло в Тома необъяснимые переживания. Он настолько привык к вечно нависающим вокруг бетонным глыбам, прутьям фонарных столбов, гомону вечерних баров. Это же место… сплошная бесконечность. Медленно ступая, он вертел головой вокруг. Поверхность, слегка шероховатая, уходила в даль, сливаясь на горизонте с молочным куполом неба. Едва уловимый гул становился кристаллизованней. Он стал различать очертания людей и заметил, что в толпе были одни мужчины. Полные и не очень, длинноволосые и короткостриженные, в кителях и заляпанных майках. Кто-то был на костылях, кто-то — в кресле-каталке. Посреди белоснежного, слепящего ничто это тёмное пятно самим своим наличием притягивало его. — Эй, привет! — крикнул он, подойдя поближе. Активное обсуждение вмиг застыло, десятки лиц обернулись к нему. Взгляды, прилипшие к нему, были изучающими, местами оценивающими. Том постепенно приближался к толпе. Он чем-то смахивал на осторожного лесного оленя. — Да это, похоже, мой, — крикнул мужчина с высушенным под солнцем лицом и шрамом, уходящим от щеки вниз по горлу, скрываясь в полосатой тельняшке. — Привет, амиго! Том пригляделся. Кричавший был похож на него, словно оставленный в роддоме брат-близнец. Он всмотрелся в других мужчин и в растерянности сделал пару шагов назад. Телосложение, раса, цвет глаз и прочие признаки отличались. Том инстинктивно подал голову вперёд, всматриваясь получше. Нет, ему не показалось: все были словно разные версии одного человека. Он потёр глаза и тряхнул головой. Кто-то хохотнул и лихо присвистнул. Теперь вся толпа взорвалась дружелюбным смехом. Секундный страх было заставил его отойти, но враз отскочил от него, как обезумевшая муха от стекла. Том ощутил, как волосами заиграл едва уловимый ветерок. Он пригладил выпавшую прядь, не спуская настороженных глаз с толпы. «Подойди-ка поближе», — прозвучало настолько близко, что Том готов был поклясться: чьи-то губы щекотнули его ушную раковину. Он резко оглянулся — там никого не было. — Кто это говорил со мной!? — воскликнул Том, — что за фокус? Грузный, с клочковатой бородой и блестящим, безукоризненно лысым черепом мужчина вышел к нему из толпы. — Не фокус. А кто говорит… тебе никто не скажет. Даже тот, кто говорит. — Он провёл рукой по блестящей коже головы. Рассмотрев в глазах Тома нерешительность, он протянул ладони, — мы тебя всегда ждём, подходи. Том приблизился к здоровяку. Говоривший был бы вылитым Томом, если бы вместо позиции в юридической фирме и барбекю по выходным он работал на азиатскую мафию и качался остальное время. Изучающий взгляд не скрылся от собеседника, он ухмыльнулся. Несмотря на угрожающий вид, от него несло добродушием: — Что, похож? Не удивляйся. Ну, — он задумчиво уставился ввысь, в бесконечное белое ничто, — или удивляйся, как хочешь. Я тут просто так давно, что чувство удивления атрофировалось. Теперь я просто жду. — Ждёшь чего? — Слияния. — Верзила приподнял бороду и показал рваную рану возле адамова яблока, — последняя сделка прошла не совсем гладко. — Что за слияние? Толпа на мгновение ожила, послышались короткие обрывки фраз, кто-то прочистил горло. — Не думаю, что ты здесь для этого. Скорее, для бартера, — он задумчиво хмыкнул, — хотя, кто знает? Может, и я… Тома бросило в пот: Иштария вновь встала перед глазами. Он обернулся назад, словно собираясь уйти. Здоровяк бесшумно подошёл к нему, мясистая ладонь улеглась на плечо. — Здесь только один выход, — он мотнул головой, указывая на трибуну, — там. Он увлёк Тома за собой, провёл в толпу, где руки со всех сторон касались его. Кто-то поцеловал его в макушку, кто-то в тесноте пожал руку. Том смотрел в глаза мужчинам — те смотрели в ответ. Их ладони плавно скользили по его плечам в поддерживающих пожатиях и похлопываниях. Он чувствовал ток, исходящий из них, а в токе — словно видел историю каждого. На какое-то секунду он захотел остановиться, стать навсегда частью целого, он словно вернулся домой. «Ты уже часть», — вновь из ниоткуда прозвучал Голос. Тем временем руки вели его дальше. Внутри его всё дрожало, рвалось наружу — хотело быть единым со всеми и всем. Пройдя сквозь толпу, Том остановился у трибуны. Непередаваемая лёгкость пронизывала всю его сущность. Казалось, что он впервые понял, что значит — чувствовать себя живым. Сбоку на него налетел человек: колючая щетина впилась в шею, а воздух выскочил из лёгких под крепкими объятиями. Он и сам поднял руки, обхватив моряка. В нос ударил знакомый запах солёного ветра. — Пришло время, родной! — отлепившись от него, сказал мужчина. — Ты… это я? — неуверенно произнёс Том. — Ты, я, мы, — он окинул рукой толпу, та закачалась от кивающих улыбок, — всё одно и то же. В какой-то степени. — Не понимаю… — Честно сказать? Я тоже не особо. Но я знаю, что мы пришли сюда друг за другом. — Уловив вопросительный взгляд Тома, он продолжил, — Голос мне сказал. — А мне он ничего не говорил. Моряк загадочно улыбнулся. Его серые, водянистые глаза блеснули: — И, тем не менее, ты об этом услышал. Том покосился на трибуну — наверху лежала огромная книга. Слепяще белая, как и пространство вокруг. Моряк положил руку на неё и жестом пригласил Тома сделать то же самое. Внутренности сковала корка льда — он, кажется, понял. — То есть, бартер… это про нас? Отдающее лихим задором поджарое лицо расплылось в улыбке. — Именно! То, что приходило к нему в снах, перестанет быть сном. Том ощутил, как ладони увлажнились. Он судорожно отёр их о штанины. Вокруг всё затихло, люди застыли, впившись глазами в стоящих впереди. «Но ведь, моя семья? Я же их люблю, — судорожные мысли скакали в черепушке Тома, — как я могу себе позволить оставить их? А моя жизнь? Всё пропадёт?!» Он в ступоре глядел на книгу. Том ждал Голоса, он отчаянно хотел ответов. Но тот молчал. Он обернулся на людей позади — его встретили заинтересованные, воодушевлённые взгляды. По шее пробежался неприятный холодок от взмокшего воротника рубашки. И тут ответ пришёл. Как приходил и сотни раз до того. В ночной полутьме, за экраном монитора, под горячими каплями душа, — нужно было отпустить. Он не жертвовал своей жизнью, но передавал её дальше. Том увидел себя со стороны, кружащегося со своими детишками на заднем дворе. Лихо пререкающимся с упрямыми клиентами в переговорной комнате, полного запала и решимости. Сок жизни брызгал из него, он упивался им — как когда-то давно. И тут мир замер: клиенты застыли в немом возмущении, качающиеся листья декоративных пальм перестали двигаться. Только лишь Том в деловом костюме лихо крутанулся на кресле и уставился туда, откуда сам за собой наблюдал. Выставив палец, он произнёс: — Ничего не пропадёт, амиго. Ничего не будет утрачено. Всё встало на места. Том решительно положил руку рядом с просушенной солнцем и испещрённой морщинами ладонью. Словно сотни людей обхватили его голову, плечи, туловище, ноги и молниеносно, но бережно потянули назад. Дыхание сбилось, сердце бешено прыгало от полнейшей дезориентации. Откуда ни возьмись, яркий свет залил глаза, и Том закашлялся, выплёвывая воду и хватая воздух. Он корчился на деревянном полу, приходя в себя. — Я знал, что ты не помрёшь так легко, — кто-то стучал его по спине, помогая откашляться. Вокруг донёсся гогот. Том всё так же лежал на полу, хватая воздух. Контроль над телом понемногу возвращался. Он опёрся на мачту, в голове выцветшими красками проскочили моменты жизни. Той, бесконечно далёкой. А вслед за тем неудержимый поток текущего воплощения закрутил его в бешеном водовороте. Его тряхнуло так, что Том вновь свалился на пол, неестественно скорчившись. Лоб снова уткнулся в шершавое, пропитанное солью дерево палубы. Желудок сжался, в темноте зажмуренных глаз замельтешились белесые точки. — Эй, ты чего? — взволнованный голос прокатился над ним. За ним на лежащего опрокинулось ведро студёной морской воды. Том широко открыл глаза. Сверху в него всматривался усеянный веснушками человек. Его рыжая копна трепыхалась на ветру. Над ним кружили чайки, покрикивая под палящим солнцем. — Без двух минут порт, а ты пьяный с мачты свалился. Держишь марку, Тонни. Тонни? Да, Тонни. И я правда страсть как люблю дать перед сушей. Почему? Да какая, к чёрту, разница!